Александр Успенский - На войне. В плену (сборник)

В первые же дни плена немцы заставили нас обменять, по их курсу, русские настоящие деньги на немецкие боны, специально отпечатанные для пленных. Настоящих денег пленным иметь не разрешалось, чтобы не могли они без разрешения что-либо покупать у населения или кого-нибудь подкупить с целью побега и т. п. Согласно международному праву, немцы выплачивали нам одну треть нашего основного в России жалованья, причем из этих денег еще удерживали по своему расчету деньги за наше продовольствие.

Каждое утро мы должны были в семь часов вставать и, несмотря ни на какую погоду, выходить умываться на двор. Конечно, это вызывалось теснотой помещения и отсутствием удобств на форту старинной крепости. После утреннего чуть-чуть подслащенного сахарином жидкого кофе с черным хлебом мы выстраивались на дворе для длительной поверки. Являлся из города комендант форта, лейтенант (резервный офицер); фельдфебель по списку выкликал по чинам и фамилиям пленных офицеров, смешно коверкая наши фамилии (например, полковник Соловьев – оберст Золовьев, штабс-капитан Цихоцкий – обер-лейтанант Чихоцкен и т. п.); читался приказ и разные законы и правила для военнопленных.

После обеда производилась таким же порядком вторая поверка. Когда я стоял на этих поверках, то мне казалось, что я опять превратился в юнкера.

Повторяю, немцы уже тогда (1915 год) кормили нас плохо, но зато очень заботились о нашей гигиене. С первых же дней плена к нам на форт по утрам являлся очень строгий военный врач с совершенно офицерской выправкой и при помощи двух фельдшеров делал нам всевозможные предохранительные уколы – прививки от разных болезней вроде холеры и даже от чумы! Таких прививок над нами было произведено до десяти, и всё это подряд, одна за другой, во славу науки! От некоторых прививок у нас повышалась температура; никакие просьбы подождать со следующей прививкой, пока не упадет температура, не помогали!

Строгий врач был неумолим, и один пленный полковой священник, боявшийся этих уколов, приведен был однажды для прививки даже силою! В распоряжении врача для этой цели постоянно находились конвойные солдаты.

Для прогулок и чтобы дать глазам, утомленным от постоянного электрического освещения в Stub’ax, отдых, мы выходили на маленький узкий дворик внутри форта.

Здесь близкие валы, еще покрытые снегом, закрывали вид на окрестности. Кроме того, на валу постоянно торчал часовой, от взоров которого некуда было скрыться.

Скоро на нашем форту № 3 среди пленных офицеров проявился поэт. Вот как он описал в своих стихах «В плену» (Нейссе) нашу жизнь. Даю отрывки.

В плену

(Картинки с натуры)

Давно под грезами МорфеяУснул весь мир, объятый сном.Затихла шумная аллея,Не видно света из окон.Солдат, стоявший у забора,На лагерь сонный погляделИ, сну не в силах дать отпора,Слегка зевнул и захрапел.Давно в бараках уж молчанье,Огни везде потушены,И штубы третьей гоготаньеНе нарушает тишины.Уснул Вишнюткин, утомленныйТрехдневной карточной игрой,Прикрыв бумагой разграфленнойОстатки хлеба с колбасой.Храпит «Золовьев» бородатый,Уткнувшись «дындалой» в блиндаж;Торчит затылок волосатый,И сон его сплошной мираж.Не слышно шумных разговоров,«Махарце» слова не слыхать.За целый день, устав от споров,Спешат все ночью отдыхать.Вздохнув пред сном протяжно-тяжкоИ руки на груди скрестив,Уснул наш цензор утомленный,За винт пять марок уплатив.Под гнетом тяжких сновидений,Поймав пред сном большую вошьХрапит потомок лангобардовИ бредит, слышно, слово «рожь».Нервозно почесав затылок,Уснул наш ктитор капитан.Над Нейссе полное молчаньеИ в самом Нейссе тишина.……Вот так тянулись дни, недели.Уж показалася трава.……Что мы в плену у немцев ели.Другая передаст глава.

Отвратительно в плену, нечем заниматься!Очертело целый день по двору шататься.Слышать крики «Halt» и «Loss» всем надоедает,А бороться против них силы не хватает.Сходишь в аборт[16] раза два да зайдешь в кантину,Вот и кончены дела, не поддаться б сплину!Утром кофе принесут, поглядишь – помои,«Etwas»[17] хлеба подадут, лишь вздохнешь с тоскою!В девять станут проверять, восемь раз считают,Раз пятнадцать переврут, держат – не пускают.Молча слушаешь мораль, массу наставлений,Как держать себя в плену без одушевлений!В час плетешься на обед, лопаешь помои,Заедаешь огурцом и бредешь в покои.Если хлеба не дают, покупаешь «земмель»,Чтоб утешиться, прочтешь, как вступали в Мемель.Слово «ужин» – звук пустой, громкое названье,И в желудке от него вечное урчанье!Вынешь молча кошелек – пусто в нем, не диво!С сожалением вздохнешь: не пошлешь за пивом!Кончен день, настала ночь; я лежу, мечтаю;Будет завтра хлеб иль нет? – пальцами гадаю.Без просвета день за днем тянется, проходит,Но желудок пополненья так и не находит!………

Когда имеешь капитал, то скрасить жизнь всегда сумеешь,И, как бы низко ты ни пал, наверно, редко пожалеешь,Так некто молча рассуждал и про себя порой мечтал.Досугу время посвящая, богатых вечно осуждая…День ожидания утех в нем вызывал короткий смех.Скажу короче, без прикрас; день этот был лишь в месяц раз.В тот день немецкий казначей, он был бездельником, ей-ей,На двор к нам в крепость приходил и пленных марками дарил.Смешно сказать, подумать трудно, а часто приходилось нудно,И пленник, с болью и тоской, порою забывал покой…Чтоб получить пятнадцать марок, так легче вытерпеть сто палок!Я полагаю – казначей, наверно, раньше пас свиней.Построив нас, он долго ходит, на пальцах сделает расчет.Финансы дав, с тоской сердечной, поправив на руке кольцо,Домой уходит он беспечно, с улыбкой глупой на лице.Нас распускают по баракам, за «пипифакс» кой-что возьмут,Но оделяют только браком и то лишь в сутки раз дадут.Брак этот – старые газеты, и их английскими зовут.В них специально для «клозета» немецкий вздор писать дают.………………

Немецкий врач – большой педант, на сапогах он носит рант,Хоть медицины и не знает, однако важность напускает;А для острастки многих лиц он при себе имеет шприц.Прививка требует сноровки и долгодневной подготовки;И кто сему не обучен, тот в медицине не силен.Но врач апломбом обладал и знанье этим заменял.К тому же был всегда готов он к делу перейти от слов.Кто подвергался добровольно и истязанье принимал,Тому немецкий «Arzt»[18] спокойно бурду какую-то впускал.Упрямых силой приводили; для этой цели был конвой.Поодиночке их вводили, и врач был неизменно злой.

Чтоб жить в плену слегка прилично, держи себя во всем отлично,Властям немецким угождай и их отменно почитай.Воздай фельдфебелю почет, он в своих действиях отчетЛишь коменданту отдает, тебя ж за пешку признает.В семье всегда не без урода, либералисты нынче в моде,Ни с чем считаться не желают, и их слова не убеждают…Для них воздействий целый ряд те, кто солидней, сочинят.Один из старших так решил, обдумал все и заявил.Недолго строился фундамент, украшен каждый апартаментТаблицей правил и угроз, но эти правила – «наркоз».Они на время возбуждают, но никого не убеждают;И к ним давно любовный пыл в душах измученных остыл.………

Я написал совсем немного и мог бы больше написать,Боюсь задеть в стихах иного, а также лишнее сказать.Друзья! примите эту сказку без лишней злобы на меняИ не сердитесь за прикраску: мы все здесь тесная семья.Не обижать я собирался, хотел лишь скрасить ваш досуг,Чтоб легче плен всем показался среди, порой, позорных мук.

Эти стихи «доморощенного» поэта как нельзя лучше характеризируют наши первые дни в плену с точки зрения веселого молодого офицера. Написал он их с целью «скрасить наш досуг, чтобы легче плен нам показался среди порой позорных мук» и, конечно, цели он достиг: стихи его приобретались нами нарасхват!

Часто по вечерам, в десять часов, когда по приказу коменданта все должны были лежать в своих кроватях, а спать еще не хотелось, этот же «поэт» развлекал нас свои ми смешными анекдотами. Правда, на анекдоты мы переходили уже после серьезных рассказов о пережитом на войне. Боевые эпизоды, особенно из последней страшной эпопеи 20‑го корпуса, разные необыкновенные случаи на войне служили неистощимой темой для рассказов.